навстречу себе | 19 июля 2018
Открытой быть!
или Почему мне надоело прятаться и молчать
или Почему мне надоело прятаться и молчать
Тридцать второй день рождения я встретила во Флоренции. Вырвалась с работы посреди важного проекта. Шаталась по городу, принимала поздравления вперемешку с беллини. Присоединиться никто не смог, не очень-то, наверное, я звала, но было классно: я сделала как хотела и гордилась собой. Только рассказывать об отпуске открыто – никогда. Ведь нестерпимо стыдно признаваться в том, что день рождения отмечаешь одна.
Невидимка
С открытостью у меня все сложно. Видимо, с детства мысли и идеи миловидной блондинки нечасто встречали поддержку или одобрение. Причем противоречия, несогласие и возмущение внутри я ощущала регулярно. Но внешний шум, мнение окружающих или правила почему-то оказывались в приоритете.
Дежурный вопрос: «это правда так важно?» и способность убеждать себя в обратном, быть хорошей девочкой для всех. «Не принимай близко к сердцу», «зачем раздувать проблему», «все так живут, почему у тебя должно быть по-другому?» — мои любимые фразы.
С открытостью у меня все сложно. Видимо, с детства мысли и идеи миловидной блондинки нечасто встречали поддержку или одобрение. Причем противоречия, несогласие и возмущение внутри я ощущала регулярно. Но внешний шум, мнение окружающих или правила почему-то оказывались в приоритете.
Дежурный вопрос: «это правда так важно?» и способность убеждать себя в обратном, быть хорошей девочкой для всех. «Не принимай близко к сердцу», «зачем раздувать проблему», «все так живут, почему у тебя должно быть по-другому?» — мои любимые фразы.
Мое «по-другому», вечное (как казалось) противоречие с миром вокруг, мною же задвигалось подальше. Если что-то звучало двусмысленно, могло обидеть окружающих, вызвать неодобрение или вопросы, — я выбирала молчание.
Молчала, когда мужчины проявляли излишне навязчивое внимание (могла бы, между прочим, радоваться — дура!). Молчала, боясь спорить с коллегами, которые несли откровенный бред. Молчала, если подруги переходили границы или публично обсуждали то, что одной из них рассказала по секрету. Просто не знала что сказать.
Помалкивать и не отсвечивать стало главной стратегией моей жизни. По натуре открытая и эмоциональная я старалась оставаться дружелюбной, предпочитая умалчивать о том, что действительно важно. Существовала лишь наедине с собой, тщательно скрывая истинные чувства от посторонних глаз.
Помалкивать и не отсвечивать стало главной стратегией моей жизни. По натуре открытая и эмоциональная я старалась оставаться дружелюбной, предпочитая умалчивать о том, что действительно важно. Существовала лишь наедине с собой, тщательно скрывая истинные чувства от посторонних глаз.
Почему проявляться сложно?
Много лет я чувствовала внутри изъян, стеснялась того как выгляжу, о чем говорю и когда, было сложно формулировать мысли. С возрастом ощущение нарастало, я стала восприимчивой и уязвимой: неосторожные слова ранили.
Ситуация усугублялась публичной профессией. Общение – основа моей работы, но жесткий самоконтроль и цензура сделали его невыносимым. Я мечтала быть уверенной и бойкой, а на деле чаще стеснялась, краснела, не находила слов и ненавидела себя за это. Перед важными встречами сильно паниковала: тело как электрошокером простреливало под левой лопаткой, сердце болело, холодели ноги и руки. "Вдруг ляпну что-то не то и все испорчу?".
Пытаясь совладать с дискомфортом, я упорно искала ответы. Но вместо того, чтобы обратиться к психологу, запоем читала книги и открыто обсуждала свои проблемы, рассчитывая на поддержку.
Засада в том, что в моем окружении, как, впрочем, и в семье проявляться, а тем более показывать несовершенства не принято. Не замечать проблемы, критиковать, удивляться – пожалуйста. Но говорить о том, что чувствуешь, делиться дискомфортом, открыто признаваться в неудачах. Никогда. Естественно меня никто не понимал, я глубже закапывалась в самообвинениях и все больше закрывалась.
Много лет я чувствовала внутри изъян, стеснялась того как выгляжу, о чем говорю и когда, было сложно формулировать мысли. С возрастом ощущение нарастало, я стала восприимчивой и уязвимой: неосторожные слова ранили.
Ситуация усугублялась публичной профессией. Общение – основа моей работы, но жесткий самоконтроль и цензура сделали его невыносимым. Я мечтала быть уверенной и бойкой, а на деле чаще стеснялась, краснела, не находила слов и ненавидела себя за это. Перед важными встречами сильно паниковала: тело как электрошокером простреливало под левой лопаткой, сердце болело, холодели ноги и руки. "Вдруг ляпну что-то не то и все испорчу?".
Пытаясь совладать с дискомфортом, я упорно искала ответы. Но вместо того, чтобы обратиться к психологу, запоем читала книги и открыто обсуждала свои проблемы, рассчитывая на поддержку.
Засада в том, что в моем окружении, как, впрочем, и в семье проявляться, а тем более показывать несовершенства не принято. Не замечать проблемы, критиковать, удивляться – пожалуйста. Но говорить о том, что чувствуешь, делиться дискомфортом, открыто признаваться в неудачах. Никогда. Естественно меня никто не понимал, я глубже закапывалась в самообвинениях и все больше закрывалась.
Когда у собственных чувств нет ценности, искренность и открытость воспринимаются как безумие и слабость. Ну или истерика. Просто нечего противопоставить шаблонам и осуждающим голосам в жизни, и в голове. Приходится обесценивать живое, которое никак не вписывается в идеальные рамки.
К 32 годам комфортнее всего мне было одной. В отношениях с мужчинами, компании друзей или коллег я чувствовала себя отвратительно. Впрочем, признать сложности казалось даже более немыслимым, чем искать решение. Со стороны я выглядела самодостаточной и счастливой: интересная работа, привлекательная внешность, насыщенная жизнь. Но чувствовала себя в полной изоляции.
Причем здесь тексты?
Первым открытым предъявлением миру для меня стали тексты. Быть искренней на бумаге оказалось безопаснее и проще.
Не зря много лет я вела дневник, где записывала переживания и то, что никак не получалось объяснить. Перечитывая записи до сих пор ощущаю родство, погружаюсь в себя, открываюсь для чувств.
В сентябре 2016 года, через год после ухода из офиса, в онлайн-журнале «Жить Интересно» вышла моя первая статья. Самый несовершенный из текстов.
На момент публикации у меня не было ни работы, ни готового решения как дальше жить или новой профессии. Я металась, попробовала и бросила дизайн, продала машину, ходила к психологу. Все чем я могла поделиться: опыт и тонна сомнений, и я честно написала об этом.
Первым открытым предъявлением миру для меня стали тексты. Быть искренней на бумаге оказалось безопаснее и проще.
Не зря много лет я вела дневник, где записывала переживания и то, что никак не получалось объяснить. Перечитывая записи до сих пор ощущаю родство, погружаюсь в себя, открываюсь для чувств.
В сентябре 2016 года, через год после ухода из офиса, в онлайн-журнале «Жить Интересно» вышла моя первая статья. Самый несовершенный из текстов.
На момент публикации у меня не было ни работы, ни готового решения как дальше жить или новой профессии. Я металась, попробовала и бросила дизайн, продала машину, ходила к психологу. Все чем я могла поделиться: опыт и тонна сомнений, и я честно написала об этом.
Проявившись, я стала уязвимой. Но когда увидела свою статью на сайте, ощутила спокойствие и свободу. Я могу и хочу быть собой. Ничто до этого момента не давало настолько сильного отражения.
Публикация не набрала сотню тысяч просмотров и лайков, но неожиданно стала официальным релизом новой жизни. Жизни в открытую, без вранья себе, успешных успехов и приукрашиваний. Жизни настоящей, такой какая есть.
Некоторые, конечно же, воспользовались моментом: посыпались обидные комментарии, сообщения и звонки, а кто-то вовсе промолчал, но это неважно, — текст был искренним. Моя открытость вдруг встретила понимание и поддержку, я окунулась в мир чувствующих людей, в котором со мной все окей.
Весь следующий год, оглядываясь назад, я понимала: эта статья — глоток свежего воздуха. Если завтра умру, буду считать ее главным достижением. Ни должность, ни любовные победы, ни награды, ни шмотки — ее, потому что здесь наконец-то есть я сама, такая какой была в сентябре 2016 года.
Некоторые, конечно же, воспользовались моментом: посыпались обидные комментарии, сообщения и звонки, а кто-то вовсе промолчал, но это неважно, — текст был искренним. Моя открытость вдруг встретила понимание и поддержку, я окунулась в мир чувствующих людей, в котором со мной все окей.
Весь следующий год, оглядываясь назад, я понимала: эта статья — глоток свежего воздуха. Если завтра умру, буду считать ее главным достижением. Ни должность, ни любовные победы, ни награды, ни шмотки — ее, потому что здесь наконец-то есть я сама, такая какой была в сентябре 2016 года.
Что мне дает открытость?
Практически год я пишу в блог: откровенно и честно. Хочется сказать — открываться просто. Но все с точностью наоборот. Давать себе право на выражение чувств сложно. До сих пор.
Иногда ужасно не по себе: просыпаешься утром, хочется накрыться медным тазом и спрятаться в шкаф. К привычному страху , которого с каждым днем все же становится меньше, примешивается разочарование. Когда открываешься сам, сразу видишь кто готов к ответной искренности, а кто конкурирует, завидует и принижает твои достоинства, желая предстать в выгодном свете. С кем-то пути расходятся, остается грусть.
Но правда того стоит. Потому что дышишь полной грудью.
Практически год я пишу в блог: откровенно и честно. Хочется сказать — открываться просто. Но все с точностью наоборот. Давать себе право на выражение чувств сложно. До сих пор.
Иногда ужасно не по себе: просыпаешься утром, хочется накрыться медным тазом и спрятаться в шкаф. К привычному страху , которого с каждым днем все же становится меньше, примешивается разочарование. Когда открываешься сам, сразу видишь кто готов к ответной искренности, а кто конкурирует, завидует и принижает твои достоинства, желая предстать в выгодном свете. С кем-то пути расходятся, остается грусть.
Но правда того стоит. Потому что дышишь полной грудью.
Открытость – другая реальность: свобода, честность с собой. То, что чувствуешь и думаешь становится (в первую очередь для тебя самого) важнее того «что люди скажут», формальной иерархии или правил. Это моя жизнь, я могу выбирать.
Да, я по-прежнему уязвима и чувствительна, но больше не вижу проблемы признать это (чаще всего не вижу проблемы:). Несмотря на несовершенства, а во многом благодаря им, мои ощущения и мысли находят отклик. Чудо, как бы банально ни звучало.
В ответ на тексты я получаю благодарности, сообщения и теплые письма от людей со схожим опытом. Могу поделиться переживаниями на фейсбуке и получить поддержку в ответ. Я больше не одна. А всего-то описываю то, что чувствую словами. Так мало и так много одновременно.
Речь не о том, чтобы ставить собственные ощущения во главу угла, а о том, чтобы открыто говорить о них, позволять себе быть неидеальным и уязвимым, а окружающим – находить способы считаться с тобой. Ну или не считаться.
И знаете что? Я стала гораздо свободнее в общении, мои отношения потеплели. Я проще отношусь к ошибкам и ляпам, взращиваю самоиронию, уважаю особенности и чувства других. Во всяком случае очень стараюсь:) Меньше боюсь предъявляться и быть отвергнутой, стала увереннее в суждениях и почти перестала краснеть.
Ранимость, конечно, осталась, но я бережно обхожусь с ней, и с собой. Фильтрую окружение. Доверительно общаюсь только с теми, кто в контакте со своими чувствами, слышит меня и восприимчив ко "здесь и сейчас".
В ответ на тексты я получаю благодарности, сообщения и теплые письма от людей со схожим опытом. Могу поделиться переживаниями на фейсбуке и получить поддержку в ответ. Я больше не одна. А всего-то описываю то, что чувствую словами. Так мало и так много одновременно.
Речь не о том, чтобы ставить собственные ощущения во главу угла, а о том, чтобы открыто говорить о них, позволять себе быть неидеальным и уязвимым, а окружающим – находить способы считаться с тобой. Ну или не считаться.
И знаете что? Я стала гораздо свободнее в общении, мои отношения потеплели. Я проще отношусь к ошибкам и ляпам, взращиваю самоиронию, уважаю особенности и чувства других. Во всяком случае очень стараюсь:) Меньше боюсь предъявляться и быть отвергнутой, стала увереннее в суждениях и почти перестала краснеть.
Ранимость, конечно, осталась, но я бережно обхожусь с ней, и с собой. Фильтрую окружение. Доверительно общаюсь только с теми, кто в контакте со своими чувствами, слышит меня и восприимчив ко "здесь и сейчас".
Иногда кажется: закрываться здорово и безопасно. Мы вызываем интерес, интригуем, можем быть кем захотим. Иногда это так.
Но чаще — самообман. Можно сколько угодно упиваться скромностью и отсутствием тщеславия (как делала я), но правда в том, что нам бесконечно стыдно за себя. Мы боимся предстать неидеальными в глазах других, совершить ошибку. Не проявляясь, мы закрываемся от мира, а возможности мира закрываются от нас. Мы живем на десять процентов из ста: не доверяем, лишаем себя радости творчества и общения, ограничиваем жизнь бесконечными рамками.
Остановитесь, задумайтесь на минуту: неужели мнение окружающих все еще так важно для вас?
Но чаще — самообман. Можно сколько угодно упиваться скромностью и отсутствием тщеславия (как делала я), но правда в том, что нам бесконечно стыдно за себя. Мы боимся предстать неидеальными в глазах других, совершить ошибку. Не проявляясь, мы закрываемся от мира, а возможности мира закрываются от нас. Мы живем на десять процентов из ста: не доверяем, лишаем себя радости творчества и общения, ограничиваем жизнь бесконечными рамками.
Остановитесь, задумайтесь на минуту: неужели мнение окружающих все еще так важно для вас?
